Как мы оцениваем победы и поражения беларусской революции?

09 лістапада 2021

Кампания солидарности с Владимиром Мацкевичем “Философ в тюрьме” приглашает к участию в онлайн конференции. Думая Беларусь: 2021.

Вторая панель:

Как мы оцениваем победы и поражения беларусской революции: основания для вынесения суждений и построения стратегий. Мы хотим обсудить, что необходимо принимать во внимание и какие средства анализа применять в описании и оценки ситуации и итогов действий.

Татьяна Водолажская (Лятучы ўніверсітэт)

Андрей Казакевич (Палітычная сфера)

Мероприятие в ФБ 


Татьяна Водолажская

Победы и поражения беларусской революции

Время вынесения оценок. Дилемма: выполнение необходимой, полезной работы, рефлексия и критика Vs внесение демобилизация и раздора среди сторонников перемен. В каком бы тоне не высказывались оценки, они оказывают как минимум действие остановки и критичного отношения. Необходимость солидарности, поддержки, мобилизации часто противоречит какой бы то ни было критике. «Не время» – главный аргумент. Сегодня, этическими и политическими препятствиями являются продолжающиеся репрессии, которые касаются непосредственно тех, чьи действия подлежат критике анализу и разбору. А также общее состояние травмы. Тем не менее, и именно потому, что действие не закончено, требуется работа над ошибками и критика. Важно разбирать действия и ситуацию и пока воздерживаться от оценки людей.

Я хочу сосредоточиться на двух тезисах, об основаниях для оценок.

Первый тезис является продолжением дискуссии, начавшейся на круглом столе, посвященном аресту Владимира Мацкевича, где были затронуты вопросы справедливости и адекватности оценки политических субъектов. Затем в статье «Ошибка говорить об ошибках» Татьяна Щитцова развернула более широкое рассуждение по отношению к нескольким распространенным критическим тезисам, среди которых был и тезис о ошибке, связанной с отсутствием общей политической стратегии.

В качестве ключевого аргумента об ошибочности такого суждения выдвигалось фактическое положение дел, состояние общественного сознания. Это побудило меня к рассуждению о том, может ли «фактичность» или определённое положение дел быть аргументом отказаться от констатации ошибки. Проще говоря, когда имеет смысл говорить, «это было невозможно по объективным обстоятельствам», а когда так говорить нельзя.

Для ответа на этот вопрос необходимо различать две природы, соприсутствующие в сложных явлениях: естественную (спонтанную, натуральную) и искусственную, (деятельностную). Естественное – то, что подчиняется законам, не зависящим от человека, развивается и разворачивается вне воли и может быть лишь «принято во внимание». Искусственное или деятельностное – это, что подчиняется логике и воле действующего субъекта, организуется и происходит в связи с ними.

Революционные события содержат обе природы (как и большинство сложных явлений социальной жизни).

Смотреть на целостное событие только в онтологии природы или в онтологии деятельности – это сознательное редуцирование. Так, даже для самого рационально простроенного действия есть естественная часть: законы физики, психологии, а также социальную инерцию и т.д. никто не отменял. В то же время объяснять действия политических сил только «объективной природой» означает нивелирование интенциональной, волевой и деятельностной составляющей. Не будь ее, мы бы вообще не можем говорить о каких-то изменениях и попадаем в объективискую парадигму понимания общественных и политических процессов. Маркерами такого подхода являются выражения: «общество не готово», «ситуация сложилась» и т.д.. Такого рода редукция обычно осуществляется исходя из научной дисциплины или сферы, в рамках которой рассматривается явление.

Очевидно, что каждая из «природ» требует и различных оснований исследования и инструментов оценки. Мы смотрим на дерево, выросшее в лесу, и можем описывать его сообразно биологическим законам. И в этом описании даже категория ошибка может использоваться лишь метафорически. А вот в описании и анализе дерева в саду, мы не только не можем исключать действия садовника, то и по отношению к нему можем и должны использовать другую онтологию – деятельностную. Это не отменяет действия законов естественных – погоды, биологических особенностей, факторов внешних и не контролируемых. Но они все должны «сниматься» (включаться) в деятельностный подход садовника, который берясь за выращивание, должен учитывать эти естественные факторы. Хоть это и не освобождает ситуации от случайности и т.д. но если мы станем описывать и оценивать ситуацию садового дерева редуцируя все к объективным законам, мы точно ничего не поймем для выращивания следующего дерева.

Научный метод, традиционно тяготеет к использованию подхода к явлениям как к естественным. Управление, инженерия, политика пользуются онтологией и подходами деятельностными.

Очевидно, что, анализируя «революционную ситуацию» и «революционные действия» необходимо обоснованно и осторожно выбирать подход для анализа. Ведь разные подходы будут давать и разного рода в оценки. В предельных случаях, в одном из них (естественном) ошибки невозможны в принципе. В другом, они являются главным «искомым», так как позволяют переналадить, перестроить действия.

Однако, как указывалось выше сложность ситуации в том, что само явление содержит обе природы.

Одной из эвристичных идей актуального анализа ситуации является указание на «спонтанность как креативную силу социальных трансформаций», в которой происходит перформативное становление нового политического субъекта. Действительно, беларусская ситуация взывает к поиску таких концептов, в которых бы фиксировалась та «взрывная» сила децентрализованного протеста, которая наблюдалась летом-осенью 2020. Однако следует понимать ограниченность области применения этого концепта и его объяснительной способности.

Субъектность субъектности – рознь. Говоря о становлении политического субъекта через спонтанные децентрализованные действия, мы говорим о множестве, которые артикулирует свой интерес, ценности и позицию и может становиться силой или аргументом для политических решений.

В любой революционной ситуации следует различать как минимум два компонента: общественные силы и политические деятели. У них разные функции, место и назначение. Коллективный субъект (общественное сознание, распределенное поведение, идентичность) являются базой основанием и силой для перемен. Их мы в своем анализе можем и должны оестествлять, чтобы видеть общую картину, динамику, тенденции разворачивания или сворачивания этой силы. Тут работает статистическое описание, тут же применимы закономерности, связанные с готовностью, фазами зрелости и т.д.

Это та сила, что делает видимым политический кризис, конфликт между властью и гражданами.

Но разрешение кризиса и конфликта не может происходить в рамках этой спонтанности. Если мы говорим о смене управления страной, то здесь один деятель, или деятельностная структура сменяет другую. Стихийное сметание старого не дает разрешение кризиса. Это все еще кризис.

В нашем случае стихийность и спонтанность дали возможность манифестировать волю формирующегося коллективного субъекта, но эта проявленная воля сама по себе не стала аргументом для власти изменить свои позицию и действия. Этой воли оказалось недостаточно для признания режимом политического кризиса как факта и необходимости сменить стратегию и тактику.

Именно поэтому возникает необходимость в координации и согласовании массового протеста, который из манифестации воли граждан, должен стать аргументом в политическом действии. Если мы возьмем в качестве аналогии меньший масштаб, например, предприятие, где недовольны условиями труда. Возмущение рабочих может перерасти в спонтанную забастовку, но разрешение конфликта требует представительства протестующих, переговоров, приятия решений. И чтобы представитель имел аргументы в переговорах, коллектив должен иметь прямую связь и согласованность действий с ним. Чтобы стать принуждающей силой, необходим быть общий, разделяемый план (не в смысле: действий первое, за ним второе, а общая картина движения, карта), понимание того, кто, где и на что может рассчитывать и время действий.

Таким образом, тезис состоит в том, что спонтанная стихийная природа коллективного массового субъекта лишь частично дает представления о революционном процессе. Она не является адекватным основанием для анализа политических действий лидеров, представителей этого субъекта. А без оценки их деятельности мы имеем крайне редуцированный анализ всего революционного процесса. Тем более, что по отношению к естественным процессам мы можем занимать лишь позицию объяснения, но не исправления, доработки развития. Работа над ошибками возможна лишь по отношению к субъектам деятельностной природы. Отказываясь от их анализа деятельностной составляющей, мы оставляет за рамками анализа половину всего процесса.

Второй тезис, это непосредственно анализ действий субъектов. Так Владимир Мацкевич разбирал «проектный подход» в котором разворачивалась кампания Виктора Бабарыко (такой подход сегодня одна из самых распространенных форм организации деятельности в том числе политической и общественной). Анализируя этот подход, он указывал на нормосообразность действия в проектах, которые ориентированы прежде всего на ценности и идеалы, а конкретная цель имеет значение, но лишь организующее. Идя в предвыборную кампанию обычно ставят цель победить, но для тех, у кого мало шансов на победу кампания имеет и другой смысл – продвижение ценностей и идей, позиционирование и т.д..  

Нормосообразость здесь связана с тем, что несмотря на весь креатив, имеются стандартные, нормированные ходы по реализации такого рода проектов (в частности проекта – предвыборная кампания в условиях авториторизма). В нашем случае нормы, задающие проект – это прежде всего нормы закона по проведению предвыборных кампаний (а законность была ко всему прочему и главным козырем, девизом и можно сказать «обеспечением» для вовлечения людей). И эта нормосообразность, являющаяся ключевой характеристикой проекта, несет с собой отчуждение. Норма задается извне – культурой, кодексами и т.д.. «Авторы» проекта не являются авторами несущей конструкции, они сами подчинены этой норме. И в этом смысле отчуждены, ограничены в собственных действиях и в мышлении, в воображении и фантазии. А, главное, они не могут менять саму норму, они подчиняются ей.

Кампания, построенная по «норме предвыборных кампаний» и ставящая во главу избирательное законодательство могла либо привести к победе на выборах, либо к поражению. При этом высокая вероятность «поражения» с учетом политической практики страны, было очевидно и известно всем участникам в самом начале. Но расчет кампании был на «эффекты». Но эффекты – это не деятельность, это то, что не подлежит управлению, планированию, усилиям и т.д. Таким образом, будучи умными и знающими ситуацию, организаторы и главные исполнители проекта могли надеяться на эффекты или то, что остается за рамками собственно их проекта. Но оказалось, что ключевыми событиями, от которых зависело разрешение политического кризиса, были те, что находились за пределами продумывания, планирования… за пределами кампании и деятельностного отношения. А избранный подход (проектный, строящейся на нормосообразности) не давал никаких оснований для организации действий в «зоне эффектов». Он не давал возможности мыслить и организовывать действия и это привело к ошибкам.  Этот анализ более развернуто и широко представленный В.Мацкевичем в статье «Онтология Знака».

Здесь же я хочу зафиксировать тезис. Анализ и критика деятельности тех или иных субъектов должна начинаться с фиксации онтологических полаганий, рефлексивно или нет лежащих в основаниях организации деятельности. И адекватности этих полаганий, ситуации в которой происходит планирование.

Действия в политической реальности могут быть организованы не только как проект (нормо- или целе-сообразно), но и как игра. Мы фиксировали новые и старые поколения, в том числе по методам действия в политическом поле. Использование проектного и маркетингового подхода показало свою эффективность в деле вовлечения граждан и их мобилизации для дальнейшего гражданского действия. Но проектность в организации кампании, ориентированная на норму предвыборной кампании не дала возможности в политических действиях выйти за рамки этих норм и не дала достаточных оснований для организации действия и работы с эффектом, полученным от предвыборной кампании.

Говоря предельно конкретно, можно сказать, что с момента, когда вовлеченные, заряженные и мобилизованные люди вышли на улицы городов и готовы были отстоять свой выбор, логика «проекта предвыборной кампании» не давала никаких оснований для организации действий по достижению реальной цели – смены установившейся политической практики, переход в состояние трансформации, переустройства политических институтов, института выборов.

Фактически достигнув эффекта небывалой мобилизации, политические субъекты полагались на волю естественного, спонтанного разрешения ситуации.  Как мы видим, эти полагания были неверными. Для разрешения ситуации требовались действия политического субъекта способного опереться на массовый спонтанный протест. А действия этого субъекта были ограничены проектом. Противник же не имеет рамочных и нормативных ограничений в достижении своей цели, он работает в иной онтологии и логике (войны). И его онтологии полностью рефлексивно удерживает все нормы, которыми руководствуются проекты демократических сил.