Глобальное потепление после холодной войны. Часть 4-5. Положение дел в Беларуси

17 жніўня 2017

Владимир Мацкевич, для Беларуского журнала.

Продолжаем публикацию текста беларусского философа и методолога Владимира Мацкевича, посвященного анализу нового мирового разделения.

В первой части разбирались условия, при которых можно ответить на вопрос «Возможны ли реформы в Беларуси?».

Вторая часть была посвящена анализу принципиальных изменений единиц политического анализа и геополитической системы координат в ситуации глобализации.

В третьей части автор разбирается с принципами перераспределительной экономики, разнице систем перераспределения в локальном и глобальном масштабе и в странах Первого, Второго и Третьего мира.

Четвертая и пятая часть посвящена анализу ситуации в Беларуси с точки зрения наличия потенциала для перемен и трансформаций.

ЧАСТЬ 4. Положение дел в Беларуси.

Сегодня в Беларуси нет агентов перемен и сколь-нибудь реалистичных предложений реформ или трансформации.

Этот тезис может показаться слишком категоричным. У некоторых групп, до сих пор считающих себя партиями или общественными движениями, есть документы, похожие на программы или планы реформ. Но они не выдерживают критики, пригодны только как идеологические декларации. И тем не менее, эти группы будут настаивать на том, что у них есть сформированные предложения. Оспаривание этого или развернутая критика этих предложений представляется мне просто потерей времени, втягиванием в ненужный и бесперспективный спор. Даже если в этих документах и содержатся какие-то рациональные элементы, они слишком общие и банальные. Определяющим же фактором является то, что ни одна из так называемых партий или движений не является силой, способной реализовать собственные же предложения.

Ни властная элита, ни оппозиционные группы не знают, что нужно делать со страной, не могут делать, и неизвестно, хотят ли.

Я оставлю этот тезис без подробного обоснования в силу проделанных выше рассуждений про группы А, В и С, а также про две доминирующие иллюзии в массовом сознании.

Эти иллюзии (наивная вера в объективную неизбежность реформ и не менее наивная убежденность в вечности и неизменности установившегося порядка вещей) присущи всем трем группам. Сочетая их вместе, мы получим шесть типологических кластеров в беларусском обществе, ни один из которых не способен к замысливанию и реализации перемен.

ТАБЛИЦА 1

1 мир

2 мир

3 мир

Иллюзия неизменности и вечности порядка вещей

«Эмигранты (актуальные и потенциальные)»

Поиск места на Планете, где «лучше», дрейф и миграция, сканирование «потребительских качеств» мест возможного пребывания

«Вышиванки» («Литвины», «Коммунисты» и т.д.)

Жизнь прошлым, увлечение символами, демонстрирование символов прошлого, адаптация к условиям, пассивное принятие судьбы

«Простые люди»

Удовлетворенность стабильностью, рутинные занятия

Иллюзия объективности и законосообразности изменений

«Конъюнктурщики»

Сканирование временных состояний (застой-развитие) мест возможного пребывания

«Протестный электорат»

Пассивное ожидание перемен, сканирование неприятностей и признаков кризиса, участие в протестных движениях

«Агрессивное большинство/меньшинство»

Враждебное отношение к любым переменам, терпеливое приспособление к переменам, которых невозможно избежать

Но можно предположить, что в стране существуют активные люди, способные и готовые при определенных условиях инициировать реформы и включиться в их реализацию.

Это априорная гипотеза. Но если не придерживаться такой гипотезы, то вопрос следует закрыть, и объявить, что ничего изменить невозможно, то есть принять одну из иллюзий за истину.

Поэтому я буду придерживаться именно такой версии: в стране есть (могут или должны быть) люди, знания и ресурсы для перемен и реформ, просто они не проявлены, и потому никому не видны. Ни тем, кто заинтересован в реформах, ни тем, кто их боится и не хочет. Если руководствоваться такой гипотезой, то вопросы могут ставиться таким образом:

– Каким образом эти потенциальные агенты перемен могут проявить себя?

– При каких условиях они могут перейти из пассивного состояния в активное?

– Как будут строиться их отношения с властью, с одной стороны, и с обществом, с другой?

– Насколько можно быть уверенными в том, что пробудившаяся активность приведет к переменам в лучшую сторону, и перемены не пойдут по тому пути, который мы рассматриваем как негативный на опыте соседних Украины и России?

– Можно ли контролировать пробудившуюся активность, и как? Не выльется ли эта активность в неуправляемую стихию?

– Насколько справедливым будет распределение благ, преимуществ и бонусов в обществе, если перемены все же принесут позитивные результаты?

Эти, или похожие вопросы обязательно встанут перед каждым, кто задумается о практическом реформировании страны.

И снова, перед тем, как начать искать ответы на поставленные вопросы, придется разбираться с новым набором иллюзий, который мешает всерьез рассматривать трансформацию и перемены в Беларуси. Эти иллюзии являются прямым наследием марксистско-ленинского мировоззрения, которое вбивалось в сознание людей советским образованием, и оставалось по умолчанию в постсоветском образовании, поскольку реформы содержания образования не было ни в Беларуси, ни в соседних странах.

Одним из марксистско-ленинских принципов в отношении перемен, реформ и революций является формула «верхи не могут, низы не хотят». Эту формулу рано или поздно вспоминают все, кто начинает обсуждать реформы и перемены в стране: и интеллектуалы, и крестьяне, и левые, и правые, и революционеры, и консерваторы.

При этом, никто не уточняет, чего именно не могут верхи, чего не хотят низы. Не говоря уж о том, чтобы инвентаризировать, а что же могут верхи, и чего хотят низы? Чего не могут верхи, но хотят, чего не хотят низы, но могут ли хоть что-то?

Ленинская формула абсолютно манипулятивна, она позволяет всем хотеть, чего угодно, и ничего при этом не мочь. Но основная проблема в том, что в эпоху глобализации (постмодерна, в обществе потребления, или какие бы еще не предлагались наименования для современности) само разделение на низы и верхи принципиально меняется. Низы и верхи сохраняются, но наполняются совсем иным содержанием, границы между ними становятся мягкими и размытыми.

Классовое деление общества по отношению к собственности на средства производства сохраняется во втором и третьем мирах, и в Беларуси все еще имеет значение. Но деление на класс собственников (верхи) и эксплуатируемые классы (низы) уже давно не совпадает с делением общества на богатых и бедных. Собственность и богатство вовсе не автоматически предполагают власть. Причем, в странах первого, второго и третьего мира собственность, богатство и власть распределены в обществе по-разному, в первом мире наибольшее значение в этом распределении приобретают знания и компетентность, в третьем мире знания и компетентность по-прежнему имеют минимальное значение.

Для совершения самых малых перемен в любых масштабах (семьи, фирмы, местного сообщества, города, страны…) нужна концентрация власти, финансов или разнообразных ресурсов, права собственности на подлежащий изменениям объект, знаний и компетенций, и, естественно, желание что-то менять. Если же все это (1. власть, 2. финансы и ресурсы, 3. права собственности, 4. знания и компетенции, 5. желание перемен) распределены между разными частями общества, то необходимо договариваться об их концентрации в одном месте, в одно время и в руках одного коллективного субъекта.

В Беларуси знания и компетенции сконцентрированы в группе А. Желание перемен характеризует группу В. А власть, деньги и права практически на всю собственность в стране сосредоточены в правящей клике, представляющую группу С. Причем, определяющей категорией здесь является власть, которая строится на игнорировании права собственности, что позволяет экспроприировать любую собственность либо полностью, либо ограничивая возможности контроля, владения и распоряжения ею.

ТАБЛИЦА 2

1 мир (группа А)

2 мир (группа В)

3 мир (группа С)

Приоритеты и ценности

1 – Знания и компетенции

2 – Собственность и богатство

3 – Власть и насилие

1 – Власть и насилие

2 – Знания и компетенции

3 – Собственность и богатство

1 – Собственность и богатство

2 – Власть и насилие

3 – Знания и компетенции

Желание перемен в стране

Неопределенность

Да

Нет

Наличие ресурсов и финансов

Распылены и не контролируются

НЕТ

Контролируются режимом

Политическое представительство

НЕТ

(отдельные люди на службе в госуправлении)

НЕТ

(имитация оппозиционных партий и движений, НГО)

ДА

(установившийся политический режим)

Власть в стране трудно характеризовать в политических категориях. Группы А и В не имеют политического представительства, они отчуждены от управления и от собственности. Но хуже всего то, что они никак не оформлены политически. Установившийся в стране режим декларирует социальный принцип организации государства. На языке беларусского режима это означает, что власть представляет все слои общества и не делает между ними различий, формируя предельно гомогенное общество. В некотором смысле это действительно так, беларусский режим не допускает самоорганизации ни в одном из сегментов или слоев общества, и пытается взаимодействовать с каждым из граждан индивидуально, самих граждан режим рассматривает как подданных.

Режим обладает практически ничем не ограниченными возможностями перераспределять между подданными собственность, деньги, социальные блага и власть в виде назначения на любые должности, даже те, которые по Конституции должны быть выборными, начиная с депутатов парламента, и заканчивая самыми мелкими административными должностями. Местное самоуправление ликвидировано как принцип, государственная власть распространяется до самого нижнего уровня: деревни, улицы, домоуправления. Власть режима не распространяется только на знания и компетенции, ну и, естественно, на желания и предпочтения граждан. Однако, власть может использовать знания и компетенции отдельных индивидов, ангажируя их на службу, или вовлекая в квазикоммерческие проекты. С желаниями и предпочтениями сложнее, но и здесь режим легко справляется с этим, ограничивая свободу слова, собраний и ассоциаций, распыляя и атомизируя носителей иных точек зрения.

Таким образом, в Беларуси сложилась распределительная система, при которой государство монопольно может перераспределять любые ресурсы, наделяя властью, собственностью, деньгами одних подданных, и лишая всего этого других. Нужно признать, что делается это довольно рационально. В стране поддерживается усредненный уровень доходов во всех отраслях хозяйства, во всех слоях общества и в регионах. Частная собственность признается весьма условно, поскольку существует множество механизмов перераспределения собственности между отдельными индивидами и группами, частная собственность легко национализируется, а государственная собственность может передаваться в распоряжение отдельных физических или юридических лиц, если этих лиц необходимо ангажировать или вовлечь в какие-то программы, инициированные режимом.

Перераспределительная система включает в себя множество процессов, операций и процедур в широком диапазоне, от полностью легальных и социально приемлемых, до полностью криминальных. Простейшие легальные распределительные процедуры заложены в льготах, квотах, преференциях и налогах. На другом полюсе находятся рэкет, рейдерские операции, конфискации и экспроприация собственности. Между этими полюсами располагаются цепочки откатов, искусственные банкротства, имитация тендеров и торгов, принудительное кредитование банками убыточных предприятий, изъятие местных налогов в госбюджет и его обратное распределение, элементарная коррупция… и еще множество разных действий и операций. Каждая из таких операций может оформляться как сделка и сопровождаться банковскими транзакциями с соответствующей маржой и добавленной стоимостью. Таким образом в распределительных процессах образуется прибавочная стоимость, которая суммируется в показателях ВВП. В результате перераспределительная система становится похожа на обычную экономику.

ЧАСТЬ 5. Страна second hand.

Внешне Беларусь мало чем отличается от соседних европейских стран и регионов. Везде есть регионы беднее или богаче, жизнь в одних местах меняется медленнее, в других быстрее. Никто не видит в Беларуси развитую страну, но она видится мало отличающейся от некоторых регионов в самых развитых странах.

Только если попытаться взглянуть на Беларусь целостно и в динамике, то можно обнаружить систематическое запаздывание всех процессов. Все процессы в Беларуси происходят как эхо, как рефрен, как запоздавший повтор того, что происходит в других частях мира.

Это было явно видно еще в последние годы существования СССР. В Беларуси начались демократические процессы через год-два после того, как они достигли кульминации в соседних регионах. Народный фронт был создан после того, как такие фронты образовались в трех странах Балтии, в Украине, Грузии и еще где-то. Первый парламент независимой Республики Беларусь был избран только на четвертый год независимости, когда в соседних странах уже дважды поменялся состав парламентов. И так далее, можно продолжить перечень запаздываний до сего дня. В некоторых аспектах мы не просто запаздываем, но вообще ничего не делаем, например, в стране нет частной собственности на землю, что делает всю остальную собственность только условно частной, мы последняя страна в Европе, где сохранилась смертная казнь, нет омбудсмена и института защиты прав человека, мы единственная европейская страна, не вступившая в Совет Европы.

Все, что происходит в стране, уже где-то было, все, что делается – это повторение уже кем-то сделанного, все, что строится – копия уже построенного. Страна second hand. Но такое положение и состояние дел только следствие специфического соотношения процессов производства и потребления в их общественно-экономическом и политико-идеологическом смысле. Вот это соотношение мы и рассмотрим, как каркас и фундамент всего, что представляет собой современная Беларусь, но рассматривать соотношение производства и потребления будем не само по себе, а в нескольких конкретных рамках:

  • В рамке политического и социального устройства общества, возникающего на таком каркасе и фундаменте;
  • В рамке поиска и оценки ресурсов и факторов социально-политических и экономических перемен;
  • В рамке поиска агентов перемен и распределения населения Беларуси на группы А, В и С, или на представителей первого, второго и третьего миров.

Увы, за такими рамками рассмотрения останется культура в узком смысле этого термина, история, менталитет и тому подобное. В силу конспективности и лапидарности избранного способа рассуждения мне придется характеризовать положение дел в стране конспективно и категорично. Это значит, кроме всего прочего, что категоричные тезисы не могут быть справедливыми на 100%, они характеризуют типичное в объекте рассмотрения, то есть могут быть справедливыми максимум на 70-80%. Оставшиеся 20-30% нас будут интересовать как искомый ресурс перемен, как та часть общества, в которой можно обнаружить агентов перемен и энергетику для их осуществления. Такое процентное распределение весьма условно, для точности было бы необходимо разработать специальную программу междисциплинарных исследований, для чего сейчас нет ни времени, ни ресурсов, ни специалистов.

В общем и целом, беларусское общество – это общество потребления, застрявшее в индустриальной эпохе.

Производственная подсистема беларусского хозяйства состоит из того, что досталось от Советского Союза и добавок, созданных в процессе адаптации к новым глобальным процессам. Индустрия, промышленность, агропроизводство, система образования, другие отрасли хозяйства в Беларуси создавалась по планам, написанным в Москве, и вся производственная подсистема работала на потребление, распределенное по всему СССР.

Что нужно понимать про эту систему? Это то, что она создавалась по планам извне, инвестиции (капитальные вложения, как это называлось в СССР) приходили извне, продукция вывозилась и потреблялась вовне, поэтому индустрия Беларуси обозначалась метафорой «сборочный цех Советского Союза». Это значит, что во всей индустрии Беларуси не было предпринимателей и хозяев, не было финансистов и финансовых технологий высокого уровня, а только финансовое сопровождение, не было никакого маркетинга. То есть, не было одной из основных социальных групп, обеспечивающих развитие. Весь персонал огромной индустрии состоял из исполнителей разной квалификации. Такое же положение дел было и в системе госуправления в целом.

После развала СССР сменился собственник всех предприятий индустрии, но тип собственника остался прежним, одно государство сменило другое. Причем новый собственник был гораздо слабее предыдущего в силу отсутствия кадров, способных ставить цели и решать проблемы. Беларусская индустрия оказалась в тяжелой ситуации, когда «разорваны связи», то есть потеряны рынки сбыта, которые в распределительной системе хозяйства контролировались центральными московскими структурами. Все, что смог создать новый собственник (госаппарат РБ) – это дилерская сеть, пришлось наладить и отстроить систему распространения экспортной продукции беларусских предприятий. Но, создав дилерскую сеть, чиновники не смогли создать полноценного маркетинга для беларусской промышленности, во всяком случае в той части, которая касается исследований рынков, проблем и запросов потребителей.

Таким образом все индустриальное производство в Беларуси почти 30 лет остается без программ и стратегий развития, без серьезных инвестиций, без обновления.

Подсистема потребления в стране тоже была завязана на союзные отношения. Большая часть потребляемых в стране товаров и услуг производилась в других частях СССР. Казалось бы, вместе с дилерской сетью распространения беларусских товаров за рубежом, возникла необходимость создавать параллельную дилерскую сеть для импортных товаров и услуг. Но это было совершенно невозможно по двум причинам.

Первая уже названа – это полное отсутствие социального слоя, из которого могли бы появляться предприниматели такого уровня, инвесторы и финансисты, маркетологи, умеющие оценивать потребности и емкость внутреннего рынка. В результате беларусский рынок потребления стал придатком к российскому. Все дилерские сети, логистические центры, инфраструктура дистрибьюции были созданы нерезидентами, и их создание сильно запаздывало по сравнению со странами-соседями.

Вторая причина состояла в заниженных потребностях населения. Многолетняя привычка пассивного потребления формирует низкие запросы и ограничивает потребительскую фантазию. Рынок товаров массового спроса формируется дилерами, чаще всего российскими, частично новые товары завозятся индивидуально или мелкими торговцами из Литвы и Польши. Поэтому весь потребительский рынок Беларуси характеризуется отставанием на несколько лет. Для иллюстрации можно проследить рынок мобильной связи, которую принесли в Беларусь за два-три года две иностранные компании. Этот рынок типичен для современных инноваций, потому что совмещает в себе услугу, требующую инвестиционноемкой инфраструктуры, плюс товар, или гаджет, который бесполезен сам по себе, без дорогостоящей инфраструктуры услуг. Другим примером может выступать IKEA, с ее огромным ассортиментом дешевых товаров, для дистрибьюции которых нужна обычная логистика, но которые до сих пор доступны беларусским потребителям только через интернет-торговлю, или возятся «челноками» из Вильнюса, Варшавы и Москвы.

Заниженный уровень потребностей до сих пор характерен для населения Беларуси, живущего в третьем мире, или в группе С. Кроме того, эта часть населения характеризуется низкой покупательной способностью. Низкая покупательная способность не вызывает недовольства или протеста именно по причине незначительности запросов. Большая часть потребностей этих людей удовлетворяется через систему распределения, рассчитанного на пассивное потребление.

Это обстоятельство следует обязательно учитывать, поскольку оно является социалистическим вариантом «безусловного дохода», с которым теперь пытаются экспериментировать некоторые страны первого мира.

Дело в том, что платежеспособность беларусских потребителей обеспечивалась работой большинства населения на предприятиях в государственном секторе. Эти предприятия помимо планов по выпуску продукции имели планы по обеспечению занятости населения. Их в незначительной степени интересовала производительность труда, эффективность персонала. Поэтому значительная часть «заработной» платы являлась скорее социальными выплатами, которые лежали на бюджетах отдельных предприятий, но выделялись им из государственного бюджета, в который они отправляют свои доходы. Никакой связи между доходами от продаж выпускаемой продукции и дотациями из госбюджета на госпредприятиях государственной собственности не было, но зато была прямая связь с количеством персонала. Это вело к тому, что значительная часть персонала получала «безусловный доход». Этот «безусловный доход» является совершенно не очевидным. Ни один работник не знает, получает ли он заработанные деньги, или же пособие. А такое незнание, в свою очередь, ведет к тому, что мотивация падает у всех без исключения, и все относятся к зарплате, как к пособию, или безусловному доходу.

Неэффективность предприятий государственной формы собственности давно доказана экономистами, известна практически всем в странах бывшего СССР. Но нас сейчас интересует не экономическая эффективность, а антропологические последствия этой многолетней практики. Они состоят в том, что среди персонала в государственном секторе экономики практически нет самостоятельных и ответственных людей. Все, кто встроен в подсистемы рутинного производства и пассивного потребления либо вынуждены приспособиться к нему, снимая с себя ответственность за последствия своих действий, и подавляя собственную активность, либо вытесняются из них. Вопрос только в том, куда они могут быть вытеснены?

Строго говоря, безусловный доход «для всех» логически невозможен. В Финляндии, Швейцарии, Канаде, или в других странах, где предполагаются эксперименты с безусловным доходом, сохраняется, как минимум, одно условие – проживание на территории муниципального образования, где проводится эксперимент.

В Беларуси (как и в СССР) незаработанная часть зарплаты выплачивалась только тем, кто был закреплен за неким «рабочим» местом. Предприятие было не только местом производства чего-то, но и инструментом распределения «безусловного дохода». В последние годы Советского Союза распределение принимало натуральные формы, люди получали не столько деньгами, сколько товарами и услугами, причем, не обязательно дефицитными, но и товарами повседневного спроса и обычного потребления (карточная или талонная система). Сейчас это уже не практикуется, но принцип остался тот же.

Потеряв привязку к производственно-распределительным комплексам, каковыми были советские предприятия, люди попадали в пространство полной неопределенности, в котором не умели жить и зарабатывать. Им приходилось искать формы жизнеобеспечения, которые не соответствовали их прежнему образу жизни, приобретенным квалификациям и компетентностям, накопленному социальному капиталу. Они могли найти такие формы в сфере мелкой розничной торговли, в сфере услуг. Но даже те, кто смог встроится в эти сферы, мечтали вернуться к привычным формам жизни.

Весь малый бизнес в Беларуси создан, и состоит из людей, вытесненных из госсектора. Большая часть этих людей считает свое пребывание в малом бизнесе жизненной неудачей, и живет с этим ощущением неудачников.

В годы независимости в Беларуси начали действовать западные фонды, начала складываться система европейских НГО. Долгое время эта система принималась за формирующееся гражданское общество. Но по факту это была еще одна перераспределительная система, построенная на несколько иных принципах, но по существу очень похожая на советские предприятия. НГО оставляли функции целеполагания европейским фондам или партнерам, становились простыми исполнителями, или оказывали услуги международным организациям, которые сами ставили цели, определяли способы их достижения, и платили за работу независимо от достигнутых результатов.

В итоге «третий сектор» или система НГО уподобилась организациям первого сектора, зависимых не от бюджета беларусского государства, но от европейских фондов. 

Таким образом, мы можем отнести всех работающих в государственном секторе экономики, в малом бизнесе и в «третьем секторе» к людям третьего мира. Они не являются агентами перемен, и не могут ими быть.

Остается средний и крупный частный бизнес, университеты и научные учреждения, лица «свободных профессий». В этих секторах занята значительная часть населения Беларуси, но сама занятость в этих секторах не только не делает этих людей агентами перемен, но даже не гарантирует отношения к переменам по типу группы А.

Большая часть занятых в частном секторе экономики – это наемные работники. По своим установкам эти люди мало чем отличаются от наемных работников на госпредприятиях. Может быть, они более конкурентоспособны, более квалифицированы и легче обучаемы. В наших рамках нас могут интересовать только владельцы частного среднего и крупного бизнеса и топ-менеджмент. Это очень незначительная группа людей, частично самоопределившаяся в группе А, и ведущая космополитический образ жизни.

Академическое университетское сообщество и научные работники могут рассматриваться как один тип. Советская наука и университеты строились по принципу предприятий государственного сектора, и в Беларуси они практически не изменились. Незначительная часть ученых и преподавателей, имея высокую квалификацию, знание языков, готовность к мобильности, эмигрировали из страны, оставшиеся в Беларуси тоже могут быть отнесены к группе А. Но большая часть, принимая ценности группы А, не имеют возможности встроиться в глобальные процессы. Они скорее составляют группу В, и именно из этой немногочисленной группы населения страны формируется оппозиция, как партийная, так и пассивная неорганизованная. Доля людей с учеными степенями, имевших в своей биографии значительный период работы в науке или в университетах, в оппозиционных структурах довольно высока.

Остаются студенты и молодежь. Молодежь, в первую очередь, университетская, в предшествующую эпоху во многих странах составляла главный ресурс перемен. Но не в Беларуси. Это обстоятельство нуждается в объяснении. Пассивность беларусской молодежи удивляет многих наблюдателей, но исследований этого явления крайне мало, а удовлетворительной интерпретации практически нет. Предварительно можно предложить следующие интерпретации:

  • Беларусские студенты в большинстве своем происходят из семей с установками третьего мира, и заражены пассивностью уже с детства;
  • Большинство активных студентов ориентированы на эмиграцию из страны, учебу и работу за границей, поскольку не видят возможностей самореализации в Беларуси, поэтому все происходящее в стране их мало занимает, а отвлекаться на общественную активность противоречит их карьерным устремлениям;
  • Сама организация университетов и высшего образования в Беларуси такова, что адаптация к ней заключается в принятии заниженных потребностей и пассивности;
  • В университетах нет самоуправления, у студентов нет общественной жизни;
  • Ну и последний момент связан с процессами глобализации, влиянием интернет-коммуникации, социальных сетей, компьютерных игр и т.д., характерных для стран третьего мира. Это выражается в неумении читать, анализировать информацию.

Как бы там ни было, молодежь рассматривается как возможный ресурс для перемен, но пока только потенциальный.

Еще остаются лица свободных профессий, писатели, художники, деятели культуры, фрилансеры в самых разных областях. С одной стороны, представители этой группы населения, будучи довольно активными, предельно индивидуалистичны, и стараются держаться в стороне от любых организованных форм общественной жизни. С другой стороны, сфера культуры тоже может быть описана в отношениях производства-потребления.

Культурное производство завязано на потребление не меньше, чем производство обычных товаров и услуг. При низких культурных запросах публики художники оказываются в маргинальной позиции, в особой изолированной богемной среде, или во «внутренней эмиграции».

Впрочем, потенциал для перемен и реформ может встречаться в самых разных секторах и сферах деятельности. В Беларуси живут такие же люди, как в любой другой стране мира, и региона Восточной Европы. Проблема не в отсутствии потенциала, а в связности и организованности людей, в том, как потенциальное сделать актуальным.

Это действительная проблема, она не решается простыми усилиями, экстенсивными и интенсивными мерами. Это онтологическая проблема, которая упирается в выбор объекта, на который должны быть направлены усилия, который подлежит анализу, проектированию и программированию. Прежде всего, каждый, кто ищет потенциал для перемен и реформ, должен ответить себе на вопрос, с каким объектом ему следует иметь дело, осуществляя этот поиск. К огромному сожалению, беларусские реформаторы не занимаются онтологической работой, не умеют этого делать, и даже не знают о том, что такая работа существует, и ею можно и нужно заниматься.

Все части текста «Глобальное потепление после холодной войны»:

ЧАСТЬ 1. Возможны ли реформы в Беларуси?

ЧАСТЬ 2. Что происходит в мире и регионе

ЧАСТЬ 3. Немного о перераспределительной экономике

ЧАСТЬ 4-5. Положение дел в Беларуси

ЧАСТЬ 6. Онтология и гуманитарные технологии (область определения проблемы)

ЧАСТЬ 7. Навстречность миров

ЧАСТЬ 8. Антропологическая действительность

ЧАСТЬ 9. Менять ли мир самим или ждать, пока нас изменят?

Персоны:
Тэмы: