Сергей Дацюк – украинский философ, публицист. Текст написан специально для информационно-аналитического портала “Хвиля”, опубликован 21 октября 2016 г. Перевод на русский язык редакции “Летучего”.
Группа мыслящих о будущем людей «Конкордия», возникшая на стратегической футуро-сессии «Будущее Украины в глобальном контексте» в сентябре 2016 года, имела отношение к разработке некоторых пока непубличных документов, в которых попыталась согласовать свое общее видение будущего.
Один из таких документов – “Декларация Хартии будущего” содержит установку на согласование позиций относительно будущего. Большинство позиций этого документа носят откровенно постмодернистский характер.
На этой группе я заявил особую позицию, которую хочу развернуть в этом тексте. Моя позиция связана с очень критическим отношением к тому, что о будущем можно как-то договориться. И хотя этот текст последовательно критикует упомянутую Хартию, он имеет смысл сам по себе и без контекста Хартии.
Будущее – лишь то радикально новое, что влияет на настоящее, вызывает футурошок, требует сверхусилий по его постижению и приспособлению к нему.
Абсолютное большинство людей живут в настоящем. Будущее для большинства никогда не наступает – для них наступают лишь изменения в настоящем, к которым они вынуждены приспосабливаться. Приспособление к будущему требует гораздо больше усилий, чем приспособление к настоящему, потому что это связано с кардинальными и радикальными изменениями в своей жизни. А этого никто не любит.
Придумывание и продвижение будущего есть особая интеллектуальная позиция, которая никакого практического смысла не имеет и может быть понята только в особой историко-футурологической рефлексии. Будущее очень слабо и с большими потерями и проблемами социализируется.
Будущее является антикультурным, так как оно подвергает захоронению значимые части культуры. В этом смысле создание будущей культуры в настоящем всегда настроено контркультурным образом.
Можно ли вообще договориться о будущем, и о чем именно относительно будущего можно договариваться?
Прежде всего те, кто договариваются о будущем, никак не должны себе обозначать, кроме как “те, кто мыслят сложно о будущем”. Это не потому, что они не могут себя назвать, а потому, что все определения здесь не имеют большого значения и ничем не отличаются от каких-то других искусственных определений. Никогда и никому нельзя доказать, что знаешь о будущем больше других, потому что очевидных доказательств в настоящем быть не может.
Какие бы то ни было “хартии будущего” не должны быть публичными, потому что в таком качестве они имеют смысла не больше, чем прогнозы уже известных нам экспертов-футурологов или гороскопы астрологов.
Будущее очень легко профанируется и чрезвычайно трудно достигается, даже если каким-то образом сакрализуется.
Мышление о будущем – процесс неблагодарный и в основном непопулярный, если речь не идет о футуропрактиках, таких как Джобс или Маск. Но возникновению футоропрактики обязательно предшествует футуротеория.
Когда уже есть футуротеория, о футуропрактике можно договориться. Когда футуротеории нет, о футуропрактике договориться принципиально нельзя.
Разработка футуротеории – процесс индивидуальный, радикально конкурентный, хотя и в очень узком кругу пророков. Причем пророки принципиально недоговороспособны. Объединение групп вокруг пророков – очень интимный процесс, что связано не столько с их содержательным пониманием, сколько с доверием к их сложному мышлению (мы так сложно мыслить не можем, а он может, так пусть мыслит за нас).
Более того, если внимательно посмотреть на приведенные примеры публичной футуропрактики (Джобс и Маск), то это исключительно технологическая футуропрактика. Социальная, этико-мотивационная и цивилизационная футуропрактика неподвластна корпорациям и корпоративным лидерам.
Как только речь у пророков заходит о социальной футуропрактике, в войну с ними вступает государство. Как только речь у пророков заходит об этико-мотивационной футуропрактике, в войну с ними вступают мировые религии. Как только речь у пророков заходит о цивилизационно-общечеловеческой футуропрактике, в войну с ними вступают все влиятельные институты мира.
Поэтому пророки и поддерживающие их группы являются маргинальными и в принципе не могут стать столь же респектабельными, как политики, эксперты-прогнозисты или инновационные корпоративные лидеры.
“Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие к погибели, и многие идут. Потому что тесны врата и узок путь, ведущие к жизни, и немногие находят их” (Мф. 7: 13,14).
Будущее в своей сакральности не может быть общеизвестным, потому что на страже этого стоит значимый социальный закон – как только знание об истинном будущем становится широко известным, оно тут же становится и влиятельным фактором настоящего. Как только это происходит, на него сразу же начинают посягать не только политики и богачи, но и всевозможные хитрые эгоистические не слишком влиятельные люди. И как только это происходит, настоящее под действием известного многим будущего меняется. А это в свою очередь изменяет и будущее. Поэтому оно снова становится неопределенным.
Лучше всего вхождение в будущее тесными вратами описывает так называемый “Меморандум Бромберга” из романа братьев Стругацких “Волны гасят ветер”: “Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсировано и навсегда обгонит большую, и это осуществится волей и искусством сверхцивилизации, решительно чуждой для человечества”.
Иначе говоря, будущее создается маргинальными малыми группами, действующими недоговорным, очень часто принудительным, насильственным образом против больших групп. Причем действуют они так, поскольку их подходы к будущему принципиально не обобществляются, и именно поэтому эти малые группы могут в цивилизационном плане обгонять большие.
Только утаенное будущее немногих пророков и малых групп, которые их поддерживают, имеет шанс стать действительным будущим.
В самих этих маргинальных группах с будущим работают “разномыслящие” (не единомышленники), с похожими установками на принятие масштабных вызовов. Не только их идеи, но и их мыслительные установки находятся в конкуренции и споре. Таким образом “разномыслящие” учатся дискутировать и усложнять мышление в малых группах – и только так они готовятся к более сложному будущему.
В этом смысле лучше готовы к будущему группы, которые поощряют сложное мышление, а не думают о будущем, как бы странно это нам не казалось.
Поэтому общего будущего не существует. Будущее есть не у всех. Будущее не способствует самореализации каждого. Будущее несправедливо, потому что его мера мало зависит от меры настоящего или прошлого, какие бы логические доводы обратного мы не находили.
Единственный возможный суверенитет – это суверенитет относительно будущего. Это такой суверенитет, который невозможно предоставить или отобрать. Но его также невозможно и разделить с кем-то. Сложное мышление не передается, так как не передается сложное к простому. Даже если очень постараться, понимание сложного нельзя вложить в простое мышление.
Для обычного повседневного мышления будущее построено на парадоксах. Большинство представлений о будущем является продолженным настоящим или возрожденным прошлым. И когда это прошлое или настоящее сталкивается с принципиально непонятным будущим, возникают парадоксы.
Будущее является продуктом не всякого интеллекта, но только интеллекта радикального и способного к самоотречению. Радикальность интеллекта – это способность оперативно применять инновации к различным сторонам и качествам собственной жизни. Это обычно связано с индивидуальным самоотречением. Но если самоотречение можно выбрать добровольно для себя или даже для какой-то малой группы, то возможность предложить самоотречение широкой общественности весьма ограничена.
В микросоциальной реальности мышление о будущем является сетью частных инноваций на фоне многочисленных попыток обобщения, желательно без идеологизации и при отсутствии пропаганды. Пропаганда для действительного будущего вредна, потому что она возможна только через упрощение сложного, а это и означает отказ от инноваций и профанацию будущего.
Революционная футуропрактика таких малых футурогрупп сетевым образом производит нетехнологические (социальные, мотивационные, цивилизационные) микроинновации. При этом редкие мыслители-пророки в союзе с малыми группами пытаются осмысливать осуществленные инновации с ориентацией на новые мыслительные установки, а не на новые идеи.
В этом смысле будущее гораздо больше базируется на новых мыслительных установках и на новых мотивациях. Новые идеи для будущего – это реализация этих новых установок и мотиваций. В то же время именно новые идеи распространяются и становятся влиятельными, а вот установки и мотивации, лежащие в их предпосылках, остаются не то чтобы скрытыми, но сложными для постижения, поэтому и не становятся распространенными.
Принципиальными для выработки будущего также являются транзитологические представления, заветные мечты и воля для их реализации. Будущее принципиально не требует идентификации с имеющимися смыслами. А самоопределение в новых смыслах (представлениях, мечтах и волевых актах) очень часто требует самоотречения.
Будущее связано с разрушением имеющихся доминант и с созданием новых. Эти новые доминанты имеют сетевой характер, то есть это доминирование является содержательным и смысловым, а не иерархически-статусным.
Поэтому будущее связано не с иерархической, а с сетевой самоорганизацией.
Будущее продвигается не через множественность (однопорядковость) и не через дополнение (дополнительность), а через выход в неоднопорядковые содержания и в замещающие не взаимодополняющие смыслы. Новые смыслы вытесняют старые не через конкуренцию с ними, а через замещение – поскольку сложный смысл всегда поглощает более простой в длительной позитивной перспективе. И только в процессе кризиса или войны, то есть в краткосрочной перспективе, простые смыслы временно поглощают сложные.
Будущее не имеет процедур. Будущее не может быть предметом масштабных общественных соглашений нигде, кроме как в тоталитарных обществах. Поэтому будущее является предметом продвинутых малых структур гражданского общества.
С начала XXI века будущее уже не создается государствами. Будущее все больше и больше создается корпорациями и малыми сообществами, и общечеловеческими структурами.
Будущее не связано со служением и не нуждается в особой ответственности перед чем-то или перед кем-то. Будущее – это произвол и без-ответственность в ее традиционном понимании как правовой или групповой ответственности. Будущее есть ответственность перед масштабными вызовами, которые видят не все, не всюду, не всегда.
Будущее не имеет расы, пола-гендера, национальной или человеческой принадлежности. Будущее принадлежит дезидентифицированному мышлению.
Будущее не только разрушает государства, оно также разрушает все имеющиеся традиционные соглашения общества. Поскольку это происходит постепенно, то процесс этот малозаметен для большинства.
Будущее чрезвычайно жестоко к корпорациям – только те, кто способен создавать инновационные продукты качественно, могут попадать в будущее, остальные – банкротятся.
Будущее не является демократическим. Будущее есть полиархическим. Сеть не изменяет режимы властной организации, она лишь реализует их через себя. В будущем будет и рабство, и авторитаризм, и тоталитаризм, и олигархия. В то же время будущее всегда смягчает и совершенствует формы насилия, делает его более незаметным.
Так о чем можно договариваться относительно будущего?
Можно договориться о легитимации пророков в малых группах, или даже о легитимации малых футурологических групп во всем обществе, но даже это можно сделать только во время кризиса. После преодоления нами кризиса (или после преодоления им нас) футурологические группы и отдельные пророки снова маргинализуются.
Есть вещи, которые слабо поддаются обобществлению – рождение человека, его смерть, его вера или его любовь. Суть будущего в том, что публичное и открытое для всех через экспертов-прогнозистов будущее – это единственное, что может быть обобществлено. Но действительное будущее всегда будет другим, неизвестным, неопределенным.
Будущее слабо поддается обобществлению, потому что мышление для его постижения является более сложным, чем мышление о прошлом и настоящем. Поскольку сложное мышление распределено среди людей очень несправедливо, то и будущее, которое может быть достигнуто только сложным мышлением, тоже не обобществляется.
Поэтому о действительном будущем нельзя договориться, как нельзя договориться об усложнении своего мышления.
Текст на украинском языке: Сергій Дацюк: Чи можна домовитись про майбутнє?
Владимир Мацкевич. “Что можно знать о непредсказуемом, или что мы знаем о будущем?” (конспект открытой лекции, прочитанной 30 сентября 2015 г.)
Ольга Оришева. Пределы социологического воображения, или скромное обаяние одного концепта.
Цыкл лекцый і дыскусій “Уяўляючы Беларусь: ідэі і вобразы для супольнай будучыні” (ВІДЭА).
Канферэнцыя Лятучага Ўніверсітэта “Уяўляючы Беларусь: вобразы і ідэі, праекты і ўтопіі” (ВІДЭА).