Запрет на профессию. После 2020 …

Татьяна Водолажская

Запрет на профессию – это любые препятствий в профессиональной деятельности, которые не связаны с невыполнениями обязанностей или квалификацией, а являются преследованиями по идеологическим и политическим мотивам или противодействие общественной активности работников.

Последние месяцы в Беларуси постоянно приходят сведения о масштабных чистках на государственных предприятиях и в учреждениях. Практически все, кто был замечен не просто в протестах, но и в поддержке альтернативных кандидатов, высказываниях против насилия в августе 2020, попали в списки для увольнения. Поликлиники, вузы, музеи, больницы и другие предприятия лишаются работников, а активные граждане лишаются работы.

Запрет на профессию явление не новое для Беларуси. Оно хорошо знакомо и практиковалось в советские времена. Тогда ущемления в сфере труда стали «мягкой формой» борьбы с инакомыслием. Мягкой, конечно, по сравнению с заключениями, ссылками и расстрелами. Запрет на профессиональную деятельность, увольнение с работы создавали крайне удобную для советской власти форму маргинализации и вытеснения человека из социальной жизни. Действенность такого механизма опиралась на то, что труд был не просто правом, но и обязанностью человека. Без включенности в народную экономику человек терял не только средства к существованию, но и практически всех прав, а «тунеядство» было наказуемым.

Но и после распада СССР в современной Беларуси практика запрета на профессию не была забыта. В 1996-2011 году велся мониторинг «запрета на профессию» и в нем было зафиксировано более 500 случаев увольнений и лишения возможности работать. Это были и учёные, и рабочие, и чиновники, и деятели культуры. Чистки проходили волнами и были привязаны к политическому календарю. Это был способ вытеснения активных и инакомыслящих. Но была существенная деталь, отличающая от советского образца. Наличие независимого, частного и общественного сектора и отсутствие контроля за обязательностью трудоустройства – все это создавало общественные и профессиональные лакуны, которые сдерживали полную маргинализацию.

В 2004 году были введены обязательные краткосрочные контракты и это развязало руки для легкого избавления от неугодных. С 2015 года практика контроля за «участием в общественно-полезном труде» (Декрет о тунеядстве) возвращается. А с лета 2020 года начинает сужаться сектор независимого, частного производства, в котором выдавленные из системы люди могут находить себе рабочие места.

Массовые увольнения, начавшиеся в 2020 и широко развернувшиеся к концу 2021 года, необходимо рассматривать не только как месть, зачистку неблагонадежных в преддверие новых политических действий. Запрет на профессию  – это еще и специальное воздействие на общество, его структуру и состояние. Это социальная технология, которая приводит общество к тому состоянию, в котором оно не противоречит и не противостоит политической системе.

Как это работает? Вот несколько эффектов, которые возникают в ситуации широкого применения практики запрета на профессию.

Активные, нацеленные на развитие граждане попадают в ситуацию утраты места работы, средств к существованию, социальных гарантий для себя и своих семей. И это «переключает» их стратегии поведения от самореализации к выживанию, самосохранению. Это сужает горизонт их мышления, потребностей и активности до вопросов безопасности, узкого круга проблем и т.д.. Это на руку современному устройству беларусского государства, которое Владимир Мацкевич характеризует как Организованная преступная группировка. Такой способ устройства и реализации власти опирается на разрозненное население, чьи потребности не выходят на высокий уровень. А возможность удовлетворения элементарных потребностей привязывается к ресурсам и возможностям власти.

Целенаправленно разрушают социальные связи и отношения, сообщества. Во-первых, в изгнание из профессии часто вовлекают весь трудовой коллектив: начальников, коллег и т.д.. Формируется установка, что если «нежелательный элемент» останется, то пострадать могут и остальные. Людей принуждают к отказу от солидарности. Во-вторых, уволенные часто вынуждены искать не только новое место работы, но и новую профессию или занятость. При массовости увольнений и контроле за тем, чтобы человек не был нигде принят, разрушаются имеющиеся внутренние связи сообществ. Так как нет сильной практики независимых профсоюзов и других способов организованного проявления солидарности и отстаивания прав, то сообщества, которые только начали развиваться не могут подчас справиться с масштабами необходимой помощи. В итоге растет социальная изоляция, разрывается установленное доверие. Человек оказывает один на один со своими проблемами.

Это общественное состояние и есть искомое, желательное для беларусской власти. Недаром практики солидарности и создания альтернативной, параллельной государственной системы помощи и поддержки в ситуации первой волны пандемии называют одним из важных факторов революционных событий. Поэтому развивающиеся гражданское общество на низовом уровней связей и взаимной поддержки становится одним из главных объектов долгосрочного воздействия.

Это означает, что противостояние такой социальной технологии должно включать как минимум три направления. Во-первых, мониторинг и фиксация случаев запрета на профессию. Во-вторых, необходима развернутая система помощи и поддержки в трудоустройстве и сохранении профессиональных квалификаций. И, в-третьих, необходимо развитие и усиление низовой солидарности и сообществ, которые позволяют не просто помогать, но и удерживать и развивать систему де-маргинализации и девальвации целей, ценностей и сужения картины мира.