Я не собираюсь рекламировать методологию, агитировать за нее. К тому, чтобы рассказать о ней философам Летучего университета, меня побудил университетский семинар, на котором Павел Барковский попытался изложить «иные» основания университета, и вся та дискуссия, которая разгорелась в поисках миссии, концептуальных оснований и организационных форм Летучего университета. Мое утверждение о том, что Летучий университет строится на основании СМД-методологии и Культурной политики, повисло в воздухе, никак не повлияв на содержание критики и дискуссии.
Методология – это то знание и подход, о которых я не могу не говорить, просто потому, что знаю это, потому что для меня это руководство к действию, это мой образ мысли и образ действия. Но я не учу методологии никого, я ее реализую. Поэтому, убежден, что методологии можно учиться, но незачем учить. Учиться можно наблюдая работу и включаясь в нее. Если это работа по созданию и развитию Летучего университета, то включенность в эти процессы делает методологию видимой. Однако, то, что видимо, не всегда видно невооруженным глазом (мышлением, сознанием). Чтобы видеть даже то, что видимо, нужно вооружить зрение и настроить восприятие. Вот в качестве настройки восприятия и вооружения зрения я и расскажу о методологии. Постараюсь сделать это адресно, для философов.
НАЧНУ ИЗДАЛЕКА, ПОЧТИ С НАЧАЛА.
Немного дополню последний тезис о Фейербахе: «Философы лишь различным образом объясняли мир…», – каждый со своего ракурса, со своей точки, а иногда и кочки зрения. В каждую эпоху несколько философов обсуждали популярные на тот момент темы и проблемы с нескольких точек зрения, в их спорах и дискуссиях могли рождаться какие-то новые идеи, что-то из их взглядов становилось основой мировоззрения или частью распространенной идеологии. Какие-то идеологии пользовались популярностью. В истории оставались имена тех философов, ракурс видения которых становился популярным, и на их «кочке зрения» толпились массы читающей публики. Не забывались и те, кто первым взглянул на мир с нового ракурса. Хотя большинство философов всего лишь повторяли рассуждения о мире более популярных предшественников. Правда, иногда эпигоны или продолжатели оказывались более талантливыми писателями, и тогда их имена затмевали тех, чью точку зрения они популяризировали.
СХЕМА 1
Такая тавтологическая философия, софистическое мудрствование и схоластические споры могли продолжаться долгое время, десятилетиями, а в старые времена и столетиями. Пока не появлялся среди философов некто, кто набирался смелости или наглости объявить, что «все предшествующие философы ошибались», что дальше так мыслить нельзя. Сделав такое объявление, философ далее должен был изложить нечто такое: «Ясное, как солнце, сообщение для широкой публики об истинной сущности новейшей философии». Чаще всего это ясное, как солнце, сообщение ограничивалось еще одним ракурсом или точкой зрения. Но иногда случалось, что философу удавалось собрать, снять и комплексировать различные ракурсы и взгляд со всех современных ему точек зрения, переосмыслить, и предложить новый способ мышления, новый метод и подход к миру, человеку, Богу и всему, что привлекает внимание, волнует, занимает умы философов и деятельных современников, что-то вроде «Нового органона». Такие философы становились известными в культуре и истории как методологи. Таким методологом в античности был Аристотель, предложивший «Ветхий органон», а потом, соответственно, Бэкон с его «Новым органоном». Вообще, «отменяли» Аристотеля многие методологи Нового времени: Галилео Галилей и Рене Декарт успешно, Николай Орем и Николай Кузанский не очень, но без них не было бы Галилея с Декартом.
Гегель предложил облегченную форму снятия различных и противоположных точек зрения на объект, ракурсов или подходов в формуле «Тезис – Антитезис – Синтезис». Но такая процедура не дотягивает до методологического снятия. Так можно описать отношение Пьера Абеляра к спору номиналистов и реалистов, который обнаружил в себе сознание и предложил его в качестве пространства действительности универсалий. Но в той формации мышления абеляровский консциентализм или концептуализм не снимал противоречие номинализма и реализма, а только добавлял третий ракурс.
Но в этом виновата не онтологическая идея сознания, а сама гегелевская формула и схема.
СХЕМА 2
По этой схеме работал и Галилей в «Диалогах о двух системах мира», и особенно последовательно и методично в работе «Математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящихся к механике и местному движению».
Абеляр и Галилей вплотную приблизились к методологии, поскольку работали не только с материалом собственного мышления, но реконструировали мышление оппонентов. Важно не то, что они воспроизводили суждения оппонентов об объекте познания, – так поступали многие философы, особенно схоласты, где цитирование оппонентов стало нормативным требованием для каждого философа, но анализировали мышление оппонента об объекте познания. Анализировали, выделяли ходы и ошибки, предлагали варианты исправления ошибок и совершали иные ходы. Но и Абеляр, и Галилей оставались интенционально центрированными на объекте, постулировали мышление как особую реальность, поэтому и не занимались ею. Диалектическая схема Гегеля не содержит в себе мышления как объекта. Она организационно-деятельностная, то есть дает инструмент познания, оставляя саму деятельность познания вне зоны внимания.
Точно так же дефициентной является субъект-объектная схема как таковая, и все ее производные. Выход из субъект-объектной схемы возможен только через постулирование субъективности в самом объекте. Примерно в такой схеме:
СХЕМА 3
В этой схеме присутствую три принципиально важных отношения:
На этой схеме присутствует еще и четвертое важное отношение, обозначенное как табло сознания в рефлексивной позиции. Но это отношение лучше разобрать на усложненной схеме.
СХЕМА 4
Метафорически на этой схеме дважды изображен Маркс в разные периоды своей деятельности. Слева Маркс в 27-летнем возрасте, сформулировавший тезисы о Фейербахе, где усомневается субъект-объектная схема, но еще не накоплен материал для ее критики, нет предложения более сильной схемы. Здесь Маркс критикует Фейербаха, но сам еще очень на него похож. Справа зрелый Маркс, написавший 1-й том Капитала и работающий над последующими.
На табло сознания в позиции слева отображена субъект-объектная схема. Ни один философ в здравом уме и трезвой памяти не может игнорировать познающего субъекта, как бы он сам не был центрирован на объекте. Маркс пишет об этом так: «Главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой. Фейербах хочет иметь дело с чувственными объектами, действительно отличными от мысленных объектов, но самое человеческую деятельность он берет не как предметную деятельность. Поэтому в «Сущности христианства» он рассматривает, как истинно человеческую, только теоретическую деятельность, тогда как практика берется и фиксируется только в грязно-торгашеской форме ее проявления. Он не понимает поэтому значения «революционной», «практически-критической» деятельности».
Что все это значит, и как этот формальный и лапидарный тезис наполняется содержанием и стоит разобрать, если мы хотим разобраться с разногласиями философов и методологов в Летучем университете. Пока же зафиксируем, что методология – дело вовсе не новое, а обычное для философии со времени ее оформления в самостоятельную область человеческого мышления и духа. Аристотель не был первым, он «снял» философию Платона, скомплексировав ее с достижениями других философских точек зрения и ракурсов, с которых видели мир древние греки. Платон до него проделывал практически то же самое с многочисленными точками зрения софистов и физиков, пасуя немного перед иррациональными числами, открытыми италийцами, и радикализмом Демокрита с Левкиппом. Не все великие философы были методологами, но все методологи древности, вплоть до ХХ века, были философами. В ХХ же веке некоторые методологи попытались порвать с философией, или отмежеваться от нее.
Дело в том, что методологов не привлекает метафизика, а если они и уделяют ей внимание, то только по сопричастности. Интенция методологии направлена на то, как мыслится мир. Если бы кроме мира мыслилось нечто иное, то методологи бы это приняли как должное, сделав это составной частью своего интереса. Мир/объект для методолога – функциональное место в объемлющем его мышлении.
Мы достоверно знаем о мире только то, что он есть. Все остальное знание о мире пропущено через мышление, и поэтому мы работаем не с самим миром, как таковым, а с мыслью о мире.
Для начала схематизируем объект, который интенционально кладется в мир методологией или который мыслится методологией как мир. Объект методологии отличается от объекта науки. Объект науки помечен на схеме номером 1. Объект частной методологии, каковой можно считать как методологию науки, так и всю гносеологию в рамках философии, помечен номером 2. И номером 3 обозначен объект самой методологии, во всяком случае СМД-методологии.
СХЕМА 5
Каждый символ на схеме – это пустое функциональное место (ПФМ) для содержания, или наполнения. Каждое пустое место может быть наполнено некоторым содержанием (и наполняется им обязательно), и это наполнение изменчиво. Всякий раз мы имеем дело с наполненным неким содержанием местом, они даны нам всегда в единстве формы и содержания. Но мы можем мыслить эти места пустыми, с тем, чтобы их можно было опустошать, и наполнять иным содержанием. Пустое место является функциональным. Это значит, что оно не может наполняться произвольно, функция места определяет то допустимое содержание, которым оно может быть наполнено. Функциональность задает уМестность и своеВременность содержания, которым оно может быть наполнено.
Так, ПФМ №1 – это место объекта. Оно может быть наполнено распредмеченным содержанием, а может быть занято предметом. В этом месте можно разместить чувственно-воспринимаемые вещи, данные нам в ощущениях, а можно умопостигаемые объекты математики, или идеальные объекты науки. Объектом №1 может быть и природа, и Бог, и деятельность, и текст, и нормы, и человек.
Но значение имеет не то, что мы кладем в ПФМ №1, а различия между ПФМ №1 и ПФМ №2. Все, размещенное в ПФМ №1 – это объекты одного типа, они принципиально отличаются от объектов, размещенных в ПФМ №2.
Может показаться, что основное отличие объекта №2 в том, что он, как таковой, дополнен еще тремя (как минимум) местами для познающих его людей или позиций. Да, это существенно. Но куда принципиальнее различие природы этих объектов. Объект №1 дан, присутствует, явлен в ощущениях, или в «дано» математической задачи. Объект №2 не дан, не явлен, он построен. Он является результатом познающей деятельности.
Объект №2 является конструкцией, результатом сборки различных познавательных операций и действий. Конструкция объединяет в одно предметное целое чувственно-наблюдаемый феномен, абстрагированный идеальный объект, математический объект, и… может быть нечто еще.
В момент написания тезисов о Фейербахе Маркс застал современную методологию именно на этапе, когда ведущие философы-методологи работали с объектом №2. Начиная от Френсиса Бекона, который ввел категорию опыта, тем самым заложил основы для разработки методов будущего естествознания. Потом был Джон Локк, предложивший первую наивную схему рефлексии. Иммануил Кант с его априорными формами чувственности, категориями рассудка и апориями чистого разума, которые рассматриваются им отдельно от вещей-в-себе, но составляют с ними комплексный объект его критической философии. Иоганн Готлиб Фихте с наукоучением. Георг Вильгельм Фридрих Гегель с законами диалектики, наукой логики и феноменологией духа. Все они работали с объектами №2. Хотя большинство философов и ученых оставались центрированы на объекте №1, будучи не в силах выйти за пределы субъект-объектной схемы, даже после Гегеля. Например, Артур Шопенгауэр, понимавший ее нерелевантность, но не сумевший преодолеть. Или Эрнст Мах, переносивший акцент с объекта на субъект, но мысливший в рамках этой схемы.
В этом отчасти виновны Абеляр с его концептуализмом, сенсуалисты и, особенно, Локк с его наивной схемой рефлексии, не позволявшей долгое время выйти в позицию относительно объекта №3.
Если очень грубо восстанавливать схему Локка, то рефлексия представляется как наблюдатель внутри субъекта. Субъект наблюдает объект, а рефлексивный человечек внутри субъекта наблюдает за тем, как субъект наблюдает объект. Это можно изобразить примерно так:
СХЕМА 6
Такое представление о рефлексии способствовало появлению психологизма и его широкому распространению. Психологизм до сих пор доминирует в мировоззрении многих философов и ученых. Мало того, что такое представление о рефлексии, как удвоении сознания до самосознания, используется для самоописания и самопонимания тех, кто работает с объектом №2, так точно так же понимаются и позиции, которые включены в объект №2, и центрированные на объекте №1.
Отношения познающего субъекта с познаваемым объектом рассматриваются в такой картине мира (объекта №2) не как деятельность, но как отражательная способность сознания познающего субъекта. Отражающего объективную реальность с той или иной степенью инвариантности, но не творящего объекты. В таком представлении о мире объемлющей онтологией выступает сознание, а не деятельность.
Это, с одной стороны, ведет к ложной проблеме первичности сознания или материи, к непродуктивному противопоставлению идеализма и материализма, с другой стороны, просто удваивает субъект-объектную схему без переосмысления категории объекта, объективности. Ну и, с третьей стороны, не позволяет перейти к новой методологии, о которой Маркс говорил в последнем тезисе о Фейербахе, цитирование которого в начале я оборвал на полуслове: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Этот тезис Маркса ко многому обязывал самого Маркса, и не только его. Можно ли было поставить философам задачу изменения мира? То есть, Маркс формулирует эту задачу, но кому? Философам, о которых говорится в первой части тезиса, или тем (иной, не философской позиции), кто придет на смену философам?
Обычно последний тезис Маркса воспринимается как упрек прежней философии. И постановка задачи на изменение мира адресуется философии, новой, другой философии, не страдающей теми пороками и недостатками, о которых Маркс говорит в других тезисах о Фейербахе. Но это спорная трактовка. Я не настолько радикален, как Сергей Попов, который категорически разделяет философию и методологию, но все же поддерживаю его в том, что задача на изменение мира адресована не Фейербаху и другим философам, а методологам. Казус только в том, что методологов в 1845 году еще не было, точнее, они не выделяли себя из философии и науки. Да и сам Марк еще не был сознательным методологом. Он стал им только в работе над «Капиталом», правда, сам себя так никогда не называл. До того, как разобраться с тем, кем стал Маркс, и как он заложил основы будущей методологии, нужно предварительно разобраться с несколькими важными проблемами:
а) проблема объекта в философии, науке и методологии;
б) проблема мышления, как объекта;
в) не проблема, а вопрос: Кто мыслит?
ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ:
Часть 3. Проблема мышления, как объекта познания и практического отношения
Часть 5. Интеллектуальная ситуация ХХ века
Часть 7. Семиотика и логика в построении картин мира
Часть 8.1. Семантика и семиотика языка схем
Часть 8.2. От онтологических схем к организационно-деятельностным
Часть 8.3. В поиске отсутствующих полноты и завершённости-1
Часть 8.3. В поиске отсутствующих полноты и завершённости-2